Воспоминание дедушки о семье матери – Кельман из Червоного. Часть 4. Война и после войны

Маленькое отступление.
Начиная с 1974 года, когда я переехал в г. Житомир, мы, т.е. я, Фрида, Изя и Таня на машине приезжали на кладбища и приводили в порядок все могилы. Старое еврейское кладбище было в очень запущенном состоянии, могилы заросли кустарником, травой, много упавших листьев, ограды нуждались в покраске, хотя памятники — хорошие. Начинали с еврейского кладбища где похоронены мой дедушка Нухим (в 1931 г.), брат мамы — Аврум, отец Иды Суркис — Аврумчик, тетя Геня, сестра Иды — Голда, родители Фриды Берл и Геня, сестры мамы /имеется ввиду Фрида — П. Б./ Ида (мать Изи), Лиза, Роза (ее потом перевезли на новое кладбище), отец Нины Бердичевской Яша, тетя Броня (я лично ее хоронил, у нее была только одна племяница), ее второй муж Меир Кипнис, родители Жана Вейцмана и т.д.

Мы здесь много работали топором, лопатами, вениками, а женщины мыли памятники и ограды, приводили все в порядок. Затем ездили на Карбутовское новое кладбище, которое содержалось в хорошем порядке, разбито на секторы, ряды и т.д. Здесь работы было мало: подмести листья, помыть памятники, скамеечки, заменить цветы. На новом кладбище похоронены: мои родители (красивый памятник из габро), отец Изи — Арон, Маня (мать Нины Бердичевской), Соня, (сестра отца Нины Бердичевской), Лева и Роза (сестра Фриды и ее муж, т.е. родители Любочки), мать мужа Риты — Биля Новофастовская и др.

В 1941 г., когда началась война и немцы быстро продвигались вперед, многие люди, особенно в городах, бросили насиженные места, имущество и эвакуировались, кто вместе с заводами, кто самостоятельно. В местечках многие люди не успели эвакуироваться, так как немец продвигался очень быстро, другие, особенно старшее поколение, помнили немцев, которые пришли на Украину в 1918 году. Тогда на Украине был гетьман Петро Скоропацький и эта страница вошла в историю как “Гайдамаки и немцы”. Немцы не бесчинствовали, наоборот, наводили порядок.

Папа рассказал мне одно событие тех лет. Он нагрузил подводу мукой и повез в г. Житомир на продажу, это 40 км. Дорога шла через село Большие Мошковцы (это бандитское село, славилось ворами и грабителями). Грабители папу остановили, забрали лошади, муку и еще побили. Рядом протекал ручеек и папа смывал кровь с носа. В это время проезжал немецкий конный разъезд. Они спросили, что случилось? Папа им рассказал. Они взяли папу и заехали в село, собрали сход крестьян и потребовали, чтобы через час лошади и мука были на месте. В назначенное время лошади и мука были на месте. Папа сел на повозку и поехал в г. Житомир.

Дядя Залман (отец Иды) очень не любил Советскую власть, называл ее представителей разбойниками, ворами, жуликами и т.д. Он говорил людям — “Чего вы боитесь немцев, мы их видели уже, хуже коммунистов не будут”, а он был авторитетный человек в м. Червоное. Молодых людей мобилизовали в Красную Армию, остались старики, женщины и дети. Однако одна женщина (это Броня) оставила двух детей — Белу (7 лет) и Розу (4х лет) в семье, там было кому присмотреть за ними, а сама эвакуировалась. Что было дальше? Немцы и полицаи расстреляли всех евреев, что остались в том числе Белл и Розу. Из наших ближайших родственников в м. Червонное были расстреляны: дядя Залман и тетя Удл (родители Иды), тетя Лея, ее дочка Зина и ее два мальчика, дети Брони — Бела и Роза. Из всех евреев местечка остались в живых: пожилой Меир Кипнис (его прятал отец нач. полиции, его сын не знал об этом) и молодой сын сапожника Володя Корбан (его спасли баптисты).

Впереди я описал, где находятся могилы расстреляных. Вместе со мной с м. Полесское (Хабное) Киевской области жил и работал Петр Корбан. Это родной брат Володи Корбана, у него погибли в Червонном родители и родня. Петя Корбан это бывший майор, который освобождал Червонное. Он мне рассказал, где похоронены расстрелянные евреи. Петя обратился ко всем бывшим жителям Червоного, мы собрали деньги, он поехал и сделал металлическую ограду вокруг захоронений. Вы представляете горе матери, т.е. Брони. Она вернулась с эвакуации, а двух ее детей уже нет в живых. Она вышла замуж за Меира Кипниса, который пережил оккупацию. Они некоторое время прожили еще в Червонном, где он работал. Он был довольно зажиточный человек и они купили домик в г. Житомире. Броня была очень привязана к нам. Начиная с 1974 г. мы ежегодно приезжали в м. Червоное, и проводили могилы в порядок отдавая дань мертвым. В начале останавливались на старом еврейском кладбище, где похоронены убитые братья папы Володя, Гриша, мать Шейндля, сестра и другие родственники. Затем ехали на откормочный пункт сахзавода, где на расстоянии до 1 км до дубового леса находятся 3 кургана расстреляных женщин и детей еврейских местечек и затем в другом месте, уже внутри леса один меньший курган мужчин. Со мной ездили сначала папа, Броня, Ида, Таня, затем Изя. Таня Любомирскую возил Лелик. Изя покрасил ограду. С нашим отъездом в США, эти могилы совсем позабыты. Власти никакого внимания не уделяют.

Я вам писал, что до м. Червоное от Житомира 40 км. Половина дороги это ехать по асфальту Житомир-Бердичев, т.е. до Кодни (20 км), затем поворачиваем налево и через села Рижки, Закусиловка, Розкопана Могила, Большие и Малые Мошковцы и м. Червоное. Это исторические места… Около с. Розкопана Могила стоит памятник Зализнаку и Гонте. Эти места связаны с восстанием Зализняка и Гонты против поляков, которые владели Украиной. Здесь произошло сражение, большая битва, резня, то село назвали Рижки. В следующем селе закусывали после победы то село назвали Закусиловка, райцентр Троянов назван в честь погибших там трех знатных шляхтичей по имени Ян.

Сама Кодня названа потому, что здесь граф Потоцкий впоследствии судил повстанцев, т.е село Код Законов (Кодня). Это очень большое село, 1500 дворов, население преимущественно поляки, есть действующий костел. Восстание поднял Зализняк. Поляки создали из украинцев 30ти тысячный отряд реестровых казаков себе в помощь и Гонта был один из полковников этого казачества, более того, он был даже женат на польке и у него были 2 мальчика от этого брака. Зализняк и его люди выкрали этих детей и этим принудили Гонту с его казаками примкнуть к восстанию. На первых порах восстание имело успех, даже захватили город Умань, где организовали погром, убийства поляков и евреев, но в конце концов войска польских магнатов Потоцкого, Еремы Вишневского, Константина Острожского разгромили повстанцев и в селе Кодня судили повстанцев, более 2.5 тыс посадили на колы вдоль дорог до Кодни. При допросе Зализняк откусил себе язык, чтобы не отвечать на вопросы Потоцкого. После всех этих событий на Украине осталась поговорка “Щоб тебе лиха, або свята Кодня не минула”, т.е. кто попадал на суд в Кодню, живым не возвращался. Это лирическое отступление. Вроде описал весь род Кельманов.

На счет моей мамы, то ее звали Рахиль (Рухл), родилась в 1898 г. в м. Червоное и умерла 7 июня 1980 года в Житомире. Замуж вышла в 1920 г. За Давида (Дувыд) Журахова, который родился в 1896 г. в селе Вербово и умер 11 мая 1987 года в Житомире. У них было 2е детей — Соломон (Моня) родился 18 февраля 1921 г. в м. Червоное и Женя (Шейндл), родилась 25 января 1925 года в м. Червоное.

Перед войной, т.е в 1940 г. я закончил школу номер 15 (украинская школа) в г. Житомире и по рекомендации Гриши Кельмана поступил учиться в Днепропетровский инженерно-строительный институт. Там закончил 1ый курс, проходил геодезическую практику, а 22 июня 1941 года с группой поехали на парусной яхте “Колумбина” по Днепру в Запорожье, то лишь на следующий день узнал, что началась война. В то время мы были большими патриотами, верили, что наша Красная Армия всех сильней, непобедима и воевать будем на чужой территории. Помнили слова К. Е. Ворошилова: “кто посунет свое свиное рыло в наш Советский огород, будет разбит”. Мы боялись, что война скоро закончится без нашего участия и мы побежали в военкомат добровольцами. В Днепропетровске формировалась коммунистическо-комсомольская дивизия, куда и попал. Нас направили в город Сумы, где началась усиленная военная подготовка, марш-броски на 30-40 км., штыковой бой, стрельба, политика. Однако дела на фронте были очень плохие и в середине июля нас, слабо подготовленных, бросили на фронт.

Что же делалось дома, в Житомире? Я должен был в конце июня ехать домой на каникулы, а попал на фронт и ничего не знал о судьбе родителей, сестры, родных и это очень угнетало меня/ Уже после войны я узнал, что в начале июня месяца папу арестовали за то, что он продал бочку подсолнечного масла на сторону. На производстве работали рабочие, топливо и запчасти для машин надо покупать, семье тоже надо жить, руководство колхоза тоже хочет жить, а колхоз никому ничего не платил, только начисляли трудодни. Волей-неволей приходилось идти на злоупотребления. Не будь папа в тюрьме, наша семья обязательно поехала бы в Червонное, так как г. Житомир немцы бомбили, а села, местечки не бомбили. Судьбе было угодно, чтобы наша семья осталась в живых. Папа помнил немцев в 1918 г., когда они вернули ему лошадей и муку, что бандиты забрали. Папа даже заранее перевез в Червонное деньги, ценности (боялся обыска в Житомире), все говорило о том, что семья будет выезжать в Червонное. Однако папа оказался в тюрьме (это спасло его и семью) и когда началась война всех заключенных отправили в г. Харьков.

Раз папу отправили в Харьков, то мама с Женей и Ида с Ритой тоже поехали в г. Харьков и это спасло им жизнь. Состав преступлению был несерьезный и папу освободили и все эвакуировались в Среднюю Азию в г. Янги-Юль в 30-40 км. от Ташкента. Папа устроился на работу директором хлебозавода. Как так? На этом заводе ежемесячно менялся директор, их сажали в тюрьму за недостачу хлебопродуктов, просто бригадиры и рабочие разворовывали хлеб. Папа не побоялся взяться за это дело, ведь он в свое время закончил бухгалтерские курсы и вообще папа был очень аккуратным и где бы не работал в последствии в первую очередь следил за учетом. Завод работал в 3 смены, то папа по весу и под расписку давал бригадиру смены муку и по весу и под расписку принимал готовые хлебопродукты. Конечно рабочие воровали, но меньше, и отвечал бригадир смены, то увеличили припек, т.е. больше воды добавляли, хлеб был липкий, но по весу все сходилось, и папа там проработал до реэвакуации, даже не отпускали. Там папа даже встретился и пообедал с первым секретарем ЦК компартии Узбекистана Османом Юсуповым, который был родом с Янги-Юля и его родной брат работал у папы на заводе.

Находясь уже в тылу врага, меня все время преследовали, мучили мысли, что стало с родителями, родными, я себе места не находил и когда в конце 1941 года я получил задание добраться до Киева и передать инструкции подпольщикам, я решил зайти в г. Житомир и узнать судьбу родителей. В Житомире прошелся по Михайловской улице, где до войны прогуливалась молодежь, увидел клуб “Запорижська Сич” с националистической символикой тризуб, украинских полицаев и т.д. и тут впервые ужаснулся, в родном городе некого спросить о судьбе родителей. Прошел мимо нашего дома, там жил немецкий полковник, стояла охрана. Пошел на улицу Театральную, там жил мой бывший соученик Шуня Хигер, его отец был врач. Поговорил с дворником, который ругал евреев, одобрял действия немцев по уничтожению евреев, и сейчас жил в квартире доктора, жалел что доктор успел удрать.

Я вспомнил, что Голда (Оля) с Петей снимали квартиру у Линникова, у которого было 2 сына 12-14 лет Ростик и Борис. Решил рискнуть, пойти к ним и расспросить. Они встретили меня нормально, рассказали, что муж Голды (Оли) Петя отступал через Житомир, заскочил домой и помог ей эвакуироваться. На счет семьи Журахова он ничего не знал. Он волновался, так как у него на постое стояли пожилые немецкие солдаты, которые занимались охранной деятельностью. Я попрощался и пошел в сторону шоссе Житомир-Киев, но встретил немецких солдат, разговорился с ними, сказал, что я сельский учитель и живу в с. Кочерово в 50 км от Житомира по дороге на Киев. Они обрадовались поговорить и пригласили выпить рюмку рома и закусить. Я согласился и мы вернулись в квартиру Линникова, где они жили. У Линникова глаза на лоб полезли, но все обошлось. Потом эти же немцы остановили крытую грузовую машину, я влез на кузов и поехал в сторону Киева.

Я понимал, что все мои усилия никчему не привели, я ничего не узнал про нашу семью. Возвращаясь обратно из Киева, я подумал, что только в Червоном я смогу точно узнать про судьбу родителей и родных, поэтому прямо с Житомира пешком пошел на Червоное. По дороге я решил заночевать в с. Малые Мошковцы, что в 5 км от местечка и узнать обстановку в Червоном. Я вспомнил, что в этом селе живет семья Панаса Копаныци. Панас очень долго работал у папы в маслобойке на прессе, я его лично знал. Он погиб на финском фронте, а жена у него была слепая и у них был один сын моего возраста. Я попросился к ним переночевать, но не сказал, кто я (людей в то время много моталось по белому свету). Они угостили меня ужином, задавали вопросы и отвечали на вопросы и т.д. Я переночевал, а утром слепая жена Панаса сказала мне: “Вы сын Давида Журахова”. Она мне рассказала, что немцы и полицаи убили всех евреев, но папы в Червоном не было, что Залмана полицаи пытали, требовали золото и т.д. Я попрощался с этими простыми, но хорошими людьми и зашел в м. Червоное. В центре, где синагога, стояла немецкая часть, делать больше было нечего и я пошел в сторону Бердичева. Единственное, что я понял, родители в Червоное не поехали, значит эвакуировались и живые.

После освобождения Житомира, я поехал в город и у соседей узнал адрес родителей (родители написали соседям Рудским, Модзалевским письма, спрашивали на счет дома и другие сведения.) Я списался с родителями, надо было выслать родителям вызов, но это оказалось трудным делом. Город Житомир освобождал кавалерийский корпус генерал-лейтенанта Баранова и городские власти подарили генералу наш домик (посчитали, что владельцы погибли) и в т время там жила генеральша с двумя взрослыми дочерьми и работницей, а генерал стоял в Будапеште и редко наезжал. В связи с этим мэр города Кустиков не захотел давать вызов родителям. Пришлось мне обратиться в облисполком. Там представился, объяснил обстановку и зампредседателя облисполкома дал вызов родителям и Иде с детьми. На первых порах им пришлось пожить у Тани Любомирской, потом потеснили генеральшу, две комнаты от дороги оставили им и две комнаты родителям и Иде с детьми. В дальнейшем генерала перевели в г. Уфа в Башкирии куда переехала и его семья, нам освободили весь дом. […]

Comments are closed.