Харьков

Скоро будет 10 лет со дня, когда я начал свою срочную службу, поэтому хочу начать цикл рассказов об отношениях меня и армии. В конце концов как я дошел до того, что за спиной 3 присяги и 2 курса молодого бойца, а в руках советская зенитная пушка и американская винтовка с оптическим прицелом?

Начну с детства.

У меня в семье никогда не было ( я по крайней мере не помню) того пренебрежительно-снобистского отношения, которое есть во многих интеллигентских семьях к людям в погонах. Сложно сказать почему. Может потому что у меня достаточно умные родители, может потому что один из ближайших друзей отца, закончивший с ним физфак был офицером, преподавал в академии ПВО, а брат мамы был офицером, дослужился до майора на Балхаше, а скорее все это вместе и еще что то.

Яша, закончил военное училище в Житомире, служил на Балхаше	Миша	Гриша. До сих пор помню его дембельский альбом
Все 3 маминых брата служили в Советской армии.

Когда были в 2003 году в гостях у этого папиного друга в Харькове, он вспомнил, что когда я был маленький, он подарил мне фуражку, которую я очень любил. Я этого не помню, но наверняка это тоже сыграло свою роль.

1979, мне тут 5 лет.

В конце 70х, папу, офицера запаса, периодически призывали на сборы, и со стрельбищ он приносил мне автоматные гильзы.

Папа в лагерях во время учебы в Университете.

Гильзы были мне очень нужны. Я брал свою любимую синюю пушечку (которая должна была стрелять маленькими пластмассовыми снарядами), заряжал ее гильзами, расставлял в крепости солдатиков и с упоением их расстреливал из пушки.

Вот такие у меня были игрушки.

Недавно к подобным играм я пытался приучить Ярона, но пушки хорошей не смог найти, да и с DOOMом не конкурирует 🙁

Папа не только приносил гильзы, но и рассказывал – про свою учебу на военной кафедре, про то как работает атомная бомба, про крылатые ракеты, фильм про которые им показывали на сборах.

Дед Арон в 1941 был уже в армии, отступал со своей зенитной батареей от Ковно, потом участвовал в Курской битве, закончил войну в Польше,	Дед Моня (Соломон) в 1941 призвался в истребительный батальон, после выхода из окружения был послан в партизанский отряд. Дослужился до командира роты в отряде. Войну закончил в Молдавии, фотографий тех лет – не осталось.
Надо сказать, что и оба деда сыграли роль. Оба воевали и, пусть изредка, но что то рассказывали.

В школе, от уроков НВП у меня каких то особых воспоминаний не осталось – ни отрицательных, ни положительных. Помню стреляли из Калашникова в выпускном классе (весьма успешно), помню рыли окопы (хуже чем у меня получилось только у Димы Гехта – а это последняя степень падения).

Учения по ГО, 27 школа, 1990.

Несмотря на отсутствие пренебрежительного отношения к военным, сам я служить, конечно же не собирался. С детства мне была внушена мысль, что армия – это не для меня, мне надо поступить в ВУЗ и учиться. Для этого даже меня отправили в школу в 6 лет – чтобы в случае непоступления, у меня был в запасе еще один год.
Помню панику в семье, когда в конце 80х отменили военные кафедры и начали брать в армию из вузов.

Впрочем, обошлось.
На 2ом курсе Университета, мы начали учиться на военной кафедре. Военная специальность у нашего факультета – зенитчики. Так уж получилось, что зенитчик я – потомственный. Дед был зенитчиком во время войны (командир приборного отделения зенитной батареи), а отец заканчивал тот же факультет, ту же военную кафедру (он был комсомольским деятелем, а на военке его сделали “секретчиком” – он таскал чемодан с секретными тетрадями, который однажды потерял). Учили мы ту же пушку С-60, которую учил мой папочка 20ю годами раньше, правда с другим радиолокационным комплексом.

Дед, Арон Бернштам (второй справа, во втором снизу ряду), со своей батареей.

Папа – командир пушки со своим расчетом в лагерях на военной кафедре

Учился на военке я, как и все, без особого интереса. С Мишенькой Байтальским мы большей частью играли в шахматы, вырезаные из листика в клеточку.
Учиться на военной кафедре мы должны были 3 года, а потом ехать в лагеря, но из за смутных времен (шел 1993 год) нам сократили программу на один год, а лагеря заменили на ежедневный приход на кафедру с целью подготовки к госэкзамену (т.е. реально из нашей пушки мы так ни разу и не постреляли). И тут оказалось, что именно в то время, когда у меня должен был быть госэкзамен, у меня намечалась поездка на Кавказ с альпсекцией.
Пришел мне на помощь мой папа. Он нашел телефон заведующего военной кафедрой тех времен, что он сам учился, тот связался с нынешним начальством и обо всем договорились – я отнес куда надо ящик водки и должен был сдавать экзамен на неделю раньше с другим курсом.

Голова у меня была забита, понятно, не переключателями радиолокатора и не уставом строевой службы, а предстоящим Кавказом, ящик водки отнесенный по правильному адресу меня успокаивал, поэтому я особо не учился. И когда пришел день экзамена, я не знал НИЧЕГО. Когда я пришел домой, меня ждал злой папа. Ему позвонили и сказали, что с АБСОЛЮТНО нулевыми знаниями, даже после ящика водки, они могут поставить только 4 балла. Папа возмутился, уговорил их на 5, но и я основательно получил по голове.

&copy Б.Шумяцкий. Из альбома “Павел Бернштам. Перед последним броском на юг”

После госэкзамена мы торжественно приняли присягу независимой Украине. Это была моя первая присяга.

Последний штрих был в 1994, когда я уезжал в Израиль и пришел на военную кафедру с обходным листом. Полковники и подполковники, узнав о причине прихода участливо спросили есть ли в Израиле родственники, не на пустое ли место едем, пожелали удачи и “не встретиться по разные стороны фронта”.

Звание офицера запаса я так и не получил, т.к. его выдавали только вместе с дипломом, а Университет я не закончил.

Конец первой части.

---

&copy Pavel Bernshtam, 2007